Иван Лобанов, ректор Российского экономического университета имени Плеханова (модератор):
— В части энергетической безопасности и концепции технологического суверенитета нам надо выбрать системный подход, который предполагает гармоничное развитие образования, науки и производства. Это поможет эффективно переориентировать российскую энергетику на преимущественно отечественные разработки и технологии.
В условиях внешних и внутренних вызовов, стоящих перед Россией, появляется необходимость совершенствовать систему государственного планирования, развивать ее на абсолютно качественном уровне. Поэтому не случайно сейчас выросла роль отраслевого заказа на оборудование и технологии.
Нужно уделить серьезное внимание вопросу об инвестициях в научные исследования и разработки, поскольку они являются залогом не только технологического суверенитета, но и будущего экономического лидерства. При этом нам важно развивать взаимодействие с дружественными государствами, особенно в сфере экспорта высокотехнологической продукции. Такое сотрудничество позволит нам сохранить международные связи и обеспечить дальнейшее развитие отечественных технологий.
Алексей Кулапин, генеральный директор РЭА Минэнерго России:
— На сегодняшний день назрела потребность создания системы управления знаниями в топливно-энергетическом комплексе, как единого информационного пространства, которое создаст необходимые условия для эффективного формирования и реализации отраслевого заказа в части исследований и разработок, создания технологий и оборудования, прогнозирования потребности в кадрах с учетом стратегических приоритетов развития энергетики.
При формировании отраслевого заказа следует стандартизировать требования к оборудованию, исключить дублирования работ и финансирования, использовать лучший управленческий опыт, тиражировать и продвигать уже имеющиеся технологии и вновь разрабатываемые как на внутреннем рынке, так и в дружественных странах.
Создание системы управления знаниями сформирует единое информационное пространство и скомпонует в его рамках весь опыт, который есть в компаниях ТЭК, в науке, в образовании. Компании на сегодняшний день либо уже создали, либо создают, либо планируют создавать корпоративную систему управления знаниями.
Это то, что решается на корпоративном уровне, а на государственном — Минобрнауки сегодня проводит работу по формированию цифровой платформы по управлению научно-технологическим развитием, которая будет создаваться на базе платформы «Гостех».
К какому эффекту это может привести? Такой пример: мы знаем какие средства направляются федеральным бюджетом на разработку новых технологий. К сожалению, мы видим, что бывают случаи дублирования. Если у нас будет единая система управления знаниями, и компании будут иметь информацию о том, кто и что разрабатывает, то это сделает более эффективными те инвестиции, которые вкладываются в инновационное развитие. Такой опыт у нас уже есть.
Кроме того, такого рода система управления знаниями в топливно-энергетическом комплексе должна стать платформой для формирования отраслевого заказа на квалифицированные кадры. При этом, как мне кажется, подготовку хорошего квалифицированного инженера необходимо начинать уже со школьной скамьи. Естественно, также должна быть выстроена система постоянного повышения квалификации, поскольку мы прекрасно видим и понимаем, как меняются технологии, как стремительно они развиваются.
Также на базе этой системы управления знаниями в топливно-энергетическом комплексе можно организовать мониторинг научно-технологических разработок по уровням готовности новых технологий. Здесь можно обмениваться лучшими практиками повышения производительности труда и бережливого производства.
Андрей Клепач, главный экономист Государственной корпорации развития «ВЭБ.РФ»:
— Известно, что у нас бизнес не сильно щедро финансирует НИОКРы. На развитие технологий инвестирование идет в таких пропорциях: 70% — государство, 30% — бизнес.
Одна из первых проблем, связанных с финансированием НИОКР в области энергетических технологий, состоит в том, что мы не знаем до конца реальной картины. Были предложения провести мониторинги, чтоб понять какие технологии развиваются, на какой стадии разработки они находятся. К сожалению, эти предложения до сих пор не согласованы.
Все реальные ключевые технологии в части энергетики сейчас разрабатываются бизнесом — как частным, так и госкорпорациями, например, «Росатомом».
У нас сейчас согласовывается нацпроект, связанный с развитием энергетических технологий. В нем прописан большой блок, посященный новым атомным технологиям. В нацпроект также попали — накопители энергии, оборудование для ТЭК. При этом в документации к нацпроекту тематики электроэнергетики нет. Нужно понимать, что не все сводится к нацпроектам. Для энергетической отрасли нужна своя технологическая программа развития. В ней должно быть отражено видение как бизнеса, так и государства; прописано, какие ключевые технологии необходимо разрабатывать. Такую программу нужно формировать с участием университетов.
О программах перспективного развития, связанных с НИОКР. Их, по сути дела, нужно переформатировать, поскольку большинство закончили свое действие к 2024 году. Сейчас многие компании начали составление программ до 2030 года. Поэтому нужно серьезно переосмыслить подходы. При их формировании важно учитывать, какие наукоемкие и сквозные технологии могут использоваться, что создаст будущее нашей электроэнергетики.
Сейчас мы вступаем в фазу, когда темпы роста экономики, согласно прогнозам, будут достаточно большими. В прошлом году было 3,6%, по итогам этого года будет 3,7–3,9%. Это значит, что с любыми, даже оптимистичными гипотезами, связанными с повышением энергоэффективности, у нас будет расти электропотребление. Мы до сих пор не можем понять, к чему приведут майнинг и развитие технологий искусственного интеллекта. Поэтому не исключаю, что ставка на энергоэффективность будет повышаться, а электропотребление будет расти.
Виктор Шарохин, начальник департамента ПАО «Газпром»:
— Хотел бы остановиться на подходах, которых придерживается компания по реализации программы технологического развития. С момента начала работы нами системно рассмотрено свыше 400 вопросов по различным направлениям создания и внедрения новых видов оборудования, технологий и услуг. Среди таких проектов — модель газотурбинного двигателя ГТД АЛ-41СТ 25 (совместно с «Ростехом»), усовершенствованные технологии разработки газоперекачивающих агрегатов УГПА-16 (25) (совместно с Объединенной двигателестроительной корпорацией), изготовление деталей горячего тракта ГТУ Т32 аддитивным способом (совместно с Санкт-Петербургским политехническим университетом), создание цифровых двойников, а также сотрудничество с Газпромбанком и Российским квантовым центром при развитии квантовых технологий.
Мы используем сквозные технологии верхнего уровня в станкостроении, электронике, химии, что позволяет развивать наши технологии, которые мы применяем. Без верхнего уровня технологий развитие затруднительно. Мы считаем, что инжиниринговые центры должны развиваться в первую очередь.
Работа по консолидации спроса началась давно и ведется с министерствами и внутри корпорации. В рамках данного направления решаются задачи подготовки унифицированных проектных требований, формирования консолидированной потребности, выбора российских компаний, содействия и подключения мер государственной поддержки. Для апробации механизма были определены проекты, предусматривающие подключение договоров на поставку газопоршневых и дизельных электростанций.
Ввиду санкционной политики недружественных стран возросла потребность в разработке продукции с нуля. Для реализации сложных технологических проектов «Газпром» обеспечивает комбинирование имеющихся инструментов поддержки. Это позволяет оказывать эффективную поддержку производителю на всех жизненных циклах создания продукции.
Сергей Мачехин, заместитель генерального директора по проектному инжинирингу, устойчивому развитию и международному сотрудничеству «РусГидро»:
— Каким же должен быть технологический суверенитет РФ? Он должен быть, прежде всего, экономически обоснован, и второе — научно и технологически возможен.
Группа «РусГидро» работает во всех видах генерации, кроме атомной. У нас большой портфель заказов в инжиниринге. Среди наших партнеров — «Атомстройэкспорт», «Росэнергоатом».
Мы присутствуем на всей территории РФ. Это 31 регион. Наш технологический субъект ни в коем случае не должен быть изолирован, то есть мы должны развивать наши технологические решения вне условий технологического нигилизма. Все партнеры, особенно из дальнего зарубежья, должны уметь пользоваться нашими решениями. На сегодня мы работаем по 32 контрактам в 17 странах. В этом году планируется подписание еще нескольких контрактов. На горизонте 3–5 лет мы планируем работать в 25 странах.
Могут ли наши технологические решения, которые должны приниматься в рамках обеспечения нашего суверенитета и особенно в сферах экспортной активности, реализованы без государственного заказа? Конечно же, нет.
Мы испытываем большую проблему в обслуживании и продлении срока эксплуатации иностранного оборудования. Что нужно сделать? Нужно вводить какой-то временный режим послабления. Безусловно, в приоритете должна быть безопасность эксплуатации объекта электрогенерации. В противном случае и мы, и наши коллеги, которые работают на иностранном оборудовании, рано или поздно производство остановят. Это большая проблема.
Про солнце, ветер, биогенерацию. Я их отношу к прочим ВИЭ. Этим, конечно, нужно заниматься, но только когда все остальные технологические решения будут реализованы так, чтобы мы на 10 лет забыли про то, что у нас есть дефицит электрической и тепловой мощностей. Прочие ВИЭ не должны быть сегодня в приоритете. Разве что в качестве единичных решений в изолируемых районах потребления.
Нам нужна долгосрочная стратегия — ГОЭРЛО 2.0 или 3.0 — как хотите назовите. Нам нужны сбалансированная модель рынка и тарифные решения. Можно ли всё это переложить на потребителя? Нет! Иначе энергетика и вообще сфера народного хозяйства встанет. А чтобы в прямом смысле не замерзнуть через 10 лет, нам необходимо активизировать работу по внедрению своих технологий. Для этого нужны соответствующие программы НИОБРа и НИОКРа, по которым результат должен быть к 2025–2026 годам. А технологические решения должны быть такие, чтоб обеспечить готовность головных образцов к 2026–2027 годам. Иначе мы уйдем в продление срока эксплуатации имеющегося оборудования и в низкоэффективные технологические решения.
Коллеги правильно сказали, что российская экономика вышла из сегмента стагнации. Так давайте заложим в программах экономического развития рост 3,5–4% на 10 лет вперед. Это значит, что в стране придется вводить 2ГВт мощности в год.
Мы не должны шарахаться из стороны в сторону. Выбрали правильное решение, сбалансировали, посмотрели недра, запасы и пошли своим путем.
На всё это нужны соответствующие кадры и научные исследования. Без кадров и науки — никуда. У «РусГидро» есть благоприятные примеры сотрудничества с вузами. Но есть, к сожалению, и недостатки. О них нужно громко говорить.
Дмитрий Байдаров, директор департамента поддержки новых бизнесов ГК «Росатом»:
— Есть ли различия между технологическим суверенитетом и технологическим лидерством? Конечно есть. Когда в 2022 году глава российского государства Владимир Путин в очередной раз поднял вопрос о технологическом суверенитете, эти понятия делали чуть ли не тождественными. Но сейчас, слава Богу, порядок наведен, с точки зрения терминологии и концепции понятия. Хотя не мешало бы получить законодательное подтверждение этих понятий. Проще будет работать.
Что касается технологического суверенитета. В нашей логике — это то, что мы должны сделать для себя и пользоваться сами. Возможно, это будет никому не нужно, но мы будем решать свои проблемы. То есть, если когда-то мы дойдем до того, что разработаем свой мобильный телефон, то он никому не будет нужен. А для нас он будет самый безопасный, самый нужный, самый дешевый или самый дорогой — не имеет значения. Но, не обладая параметрами технологического лидерства, в том числе определенными качествами, интересными для потребителя, вряд ли такой телефон будет кому-то нужен кроме нас. В этом суть понятия технологического суверенитета. Что же такое технологическое лидерство? Это когда наши технологии, наши продукты востребованы для большего круга стран, когда они, в первую очередь, дружественные, будут готовы приобретать именно нашу продукцию и строить свою экономику, основываясь на наших технологиях.
Тут нужно также учитывать технологическое партнерство с дружественными странами, потому что мы не сможем произвести всё у себя. У нас не хватит для этого рынка с точки зрения экономической целесообразности. А значит, может быть, стоит задуматься о коллективном технологическом суверенитете с дружественными странами? Чтобы объединить наши возможности и потенциалы для обеспечения общего технологического суверенитета.
У нас точно есть энергетический суверенитет. Нам не надо ни у кого покупать электроэнергию. Мы поделиться ею можем. И в ряде случаев успешно это делаем. Но чтобы сохранить энергетический суверенитет, нам нужен технологический суверенитет в энергетической сфере. Но он невозможен без обеспечения научного суверенитета. К сожалению, доля НИОКР в последнее время стала снижаться. А ведь понятно, что недостаток научных знаний и исследований приводит к тому, что мы не можем создавать новые технологии, а значит, не сможем в будущем обеспечивать свой энергетический суверенитет. И наоборот: наличие научных исследований и серьезных достижений позволяет обеспечить не только технологический, но, как в случае с «Росатомом», и геополитический суверенитет.
Мы оцениваем, что порядка 80% всех строящихся АЭС в мире — это «Росатом». Как нам удалось занять такие позиции? Во-первых, мы собрали у себя полную технологическую цепочку, сформировали комплексное предложение и помимо того, что мы обеспечиваем трансфер технологий в те страны, где мы присутствуем, мы еще занимаемся и подготовкой кадров. То есть занимаемся трансфером образования, ведь эксплуатировать АЭС необразованному специалисту невозможно.
Технологическое лидерство «Росатома» основано на том, что мы формируем у себя внутри полный цикл и осуществляем подготовку кадров. К примеру, в прошлом году мы запустили совместно с МИФИ программу подготовки инженеров по курсу «Экономическое мышление инженера», то есть нам нужен инженер, который понимает экономические последствия тех или иных технологических решений.
О нацпроекте «Новые атомные и энергетические технологии». Он состоит из двух разделов. Один раздел — атомный, в который погружены все атомные технологии, второй — касается энергетических технологий, в которых «Росатом» также участвует. Мы занимаемся проектами по ветроэнергетике, по накопителям энергии и даже по производству оборудования для электроэнергетики. Один из наших проектов — формирование Всероссийского испытательного центра.
Про отраслевой заказ. Он, конечно, у всех у нас есть. Нужно только понять, отраслевой заказ он для чего? Для того, чтобы просто был? Недавно слушал одного профессора, связано это было с пространственным развитием, речь шла об экономической модели нашего государства. Он сказал, что в последнее время в стране преобладает доминирование механизмов конкуренции над механизмами кооперации. Кооперация — это не отказ от конкуренции, это совершенно другая модель. Изменение ориентиров, на мой взгляд, как раз даст возможность более широкого доступа к отраслевым заказам.
В начале этого года мы проанализировали все наши проекты на предмет соответствия их национальным целям и целям технологического суверенитета. Оказалось, что все они соответствуют.
Николай Кузнецов, генеральный директор АНО «Институт нефтегазовых технологических инициатив» (ИНТИ):
— Начну с регуляторики. Действительно, существует проблема с заменой оригинальных запасных частей на неоригинальные — российского или иностранного производства. Мы эту работу ведем по инициативе наших учредителей. Определенные наработки с Минпромторгом и Минэнерго по отдельным направлениям уже есть.
Институт нефтегазовых технологических инициатив, когда создавался, был ограничен зоной нефтяников и газовиков. За те 5 лет, что мы работаем, ИНТИ собрал у себя весь нефтегаз. В 2023–2024 году мы начали работать в направлении химии, а также в направлении стандартов для программного обеспечения. К чему я это говорю? Для энергетиков будет такой ИНТИ 2.0 с теми же принципами единых технических требований и решений, что у нефтяников и газовщиков.
В настоящее время в ТЭКе сформирована система технологического суверенитета, состоящая из пяти уровней, начиная от уровня национального проекта и координационного совета до прикладного уровня по совершенствованию операционной задачи. Мы со своей стороны занимаемся созданием отраслевых стандартов и работаем в направлении отраслевого.
В направлении отраслевых испытаний ИНТИ может выступать, как оператором испытаний, так и квалифицированным заказчиком с функцией технологического оператора. Задача технологического оператора состоит не только в том, чтобы разместить заказ у российского производителя, а в последствии проследить создание новой технологии и поставку оборудования конечному заказчику, также мы можем привлекать научные сообщества — НИИ, вузы, конструкторские бюро — к созданию новых технологий. Вся работа по данному направлению ведется на платформе технологического суверенитета.
В настоящий момент институтом уже утверждено более 250 стандартов. При этом 50 наших стандартов признаны со стороны иностранных компаний. Это означает, что российские производители по 50 категориям оборудования могут квалифицироваться и участвовать в поставках оборудования на объекты иностранных государств.
Нами и с нашим кураторством произведено более 300 испытаний. В области создания нового оборудования мы сконцентрированы на 220 критичных проектах по восьми направлениям.
Совместно с учредителями и министерствами мы определили более 70 инвестиционных проектов, которые будут реализовываться в ближайшие годы в российском нефтегазе, с тем чтобы на них применять новые российские технологии. Работа по данному направлению ведется с 300 заказчиками. По нашей оценке, объем заказов российской промышленности к 2027 году составит более 1 трлн рублей. К текущему моменту у нас уже есть конкретные результаты. Если говорить про отраслевой заказ — на 150 млрд руб. размещено заказов у российских производителей, к концу года эта сумма достигнет 250 млрд рублей.
Николай Рогалёв, ректор НИУ «МЭИ»:
— По поводу инженера-экономиста. Сегодня российские университеты обладают всеми академическими свободами за исключением одной — мы не распоряжаемся имуществом, мы им управляем. Всё остальное — учебные программы, планы, необходимые для того, чтобы удовлетворять работодателей, может делать любой университет. Мы готовим инженеров-экономистов. Запрета для такой подготовки нет, просто этим надо заниматься.
По НИОКРу. Понимаете, нам надо определиться с темпами экономического роста. Нужно самим себе ответить, хотим ли мы быть одной из самых эффективных энергетик, но не забывать, что энергетика в целом определяет себестоимость производства продукции. Как говорил академик Михаил Стырикович, энергетика — это синтез физики и экономики. Если мы эти принципы не соблюдаем, то, увлекаясь чем-то одним, мы получим энергетику с низкой эффективностью, которая приведет к повышению себестоимости. Поэтому этот синтез надо соблюдать.
Понятно, что по какому бы пути мы не пошли, нужны кадры. МЭИ сегодня — это 22 тыс. студентов и аспирантов, 4 тыс. сотрудников, 5,5 тыс. слушателей курсов дополнительного профессионального образования. 25 направлений подготовки, 200 образовательных программ. Бюджет 9,4 млрд руб., в том числе бюджет НИОКТР — 2,3 млрд рублей. Московский энергетический институт координирует работу всех вузов и сузов в области электроэнергетики. Мы вуз — международный. У нас две правительственных премии в области качества. Мы взаимодействуем с работодателями — это более 700 организаций.
Мы стараемся взаимодействовать со всеми компаниями, чтобы у наших студентов была хорошая практическая подготовка. Практика включает в себя:
- взаимодействие с энергокомпаниями;
- разработку практикоориентированных образовательных программ, курсов и модулей;
- привлечение преподавателей практиков;
- обучение на реальном оборудовании;
- использование тренажеров VR и AR;
- проектную работу над реальными проектами по заданию энергокомпаний.
В МЭИ также разработана программа «Эталон», в которую мы отбираем очень ограниченное число ребят, чтобы их учить на исследователей, конструкторов и преподавателей. Сегодня по этой программе учатся 426 человек. Это особые ребята, которых мы нагружаем физикой, математикой, химией, программными продуктами. Они участвуют в различных конкурсах и показывают очень хорошие результаты. В дальнейшем многие из них становятся участниками университетской программы «Технологии будущего», которая связана с программой Минобрнауки России «Приоритет 20/30». Секции работают по 20 направлениям, среди которых: «Энергетика больших мощностей нового поколения», «Распределенная и возобновляемая энергетика», «Водородная энергетика», «Цифровая энергетика», «Климатическая трансформация энергетики», «Технологии индустрии 4.0 для наукоемких отраслей промышленности». Более 500 человек прошло через эту программу. В ходе обучения они не только приобретают практические навыки, но пишут статьи, составляют заявки, то есть учатся быть полноценными исследователями.
У нас работают 12 студенческих конструкторских бюро. Сразу хочу сказать, что это не кружок юного техника. Есть руководитель с нашей стороны и руководитель со стороны производственников, например, от «Силовых машин» или котельного завода, с которыми мы активно взаимодействуем. В результате этой работы, которая рассчитана на двухгодичный цикл, учащиеся получают квалификацию инженер-конструктор. На сегодня в рамках этой программы разработаны более 1000 деталей, которые ушли в серийное производство.
Мы также проводим Всероссийский конкурс учебников, с авторами которых заключаем соглашения с тем, чтобы потом выкладывать их книги на электронную полку для бесплатного скачивания. Сегодня на этой полке более 50 учебников.
Игорь Шпуров, генеральный директор ФБУ «Государственная комиссия по запасам полезных ископаемых» («ГКЗ»):
— Прежде всего я хотел бы рассказать о наших взглядах на развитие мировой энергетики. Мы видим, что прогноз мирового энергопотребления предполагает, что даже в самом оптимистичном сценарии добыча нефти к 2050 году останется на уровне 2022 года, добыча газа увеличится на 35%, что связано с ростом потребления энергии на 30–35%. Основные риски устойчивого развития мировой экономики заключаются в исчерпаемости ископаемого топлива и дисбалансе запасов критического минерального сырья и технологий, необходимых для успешного осуществления 4-го энергоперехода.
Текущие рентабельные проекты как в России, так и в мире к 2050 году могут закрыть спрос не более чем на 25–30%. Поэтому для обеспечения запланированных в Энергостратегии уровней добычи нефти необходимо вводить в разработку новые рентабельные запасы за счет вовлечения ТрИЗ и нерентабельных запасов, а также проводить геологоразведочные работы по поиску потенциально рентабельных запасов. Чтобы поддерживать добычу нефти на текущем уровне, необходимо вводить в разработку новые запасы: за счет геологоразведки 4 млрд т, за счет создания новых технологий извлечения ТрИЗ — 7 млрд тонн.
По газу ситуация похожая. Только здесь к 2050 году мы обеспечены на 60% теми потребностями, которые необходимы. Это означает, что важно вводить в разработку достаточно большой объем запасов природного газа.
О проблемах в геологоразведке. Такой факт, палеозойские запасы Западной Сибири — мы знаем, что они есть, знаем, что их много — но у нас нет технологий не то, что для добычи, для проведения геологоразведочных работ, чтобы локализовать эти запасы. За счет внедрения новых технологий для тех запасов, которые открыты, но относятся к трудноизвлекаемым, и тех, которые еще не открыты, нам необходимо прирастить 27 млрд т условного топлива. Мы видим в этом новый цикл инвестирования.
Если обратиться к истории, то можно выделить этапы инвестирования в нефтегазовую отрасль. Первый пришелся на советский период. Это был экстенсивно-интенсивный путь, благодаря которому мы обеспечили себе минерально-сырьевую базу, что позволило нам достаточно безбедно войти в нулевые годы, на которые пришелся второй инвестиционный цикл. Связан он был с тем, что в этот период мы привлекли западные технологии. Сейчас этот цикл закончился. Но он закончился не потому, что у нас нет западных технологий. Мы сегодня (если не брать шельфовые месторождения) на 80% обеспечены технологиями по нефтегазу. В настоящее время нам нужны просто новые технологии, которых нет ни на Западе, ни у нас. Бажен и доманик не умеют осваивать ни в России, ни в западных странах. То есть предстоит цикл инновационного инвестирования.
О вариантах стимулирования разработки трудноизвлекаемых запасов. Они существуют. Но они существуют только для нефтяных проектов. Когда государство начало стимулировать добычу и создание технологий извлечения трудноизвлекаемой нефти, а это началось примерно в 2013 году, добыча нефти из ТрИЗ возросла с 40 млн до 160 млн т в год, и составляет 25–30% от общей добычи. То есть добыча ТрИЗ за чуть более 10 лет выросла в 4 раза.
В 2007 году 65% добычи нефти извлекалось за счет старых традиционных технологий. Сегодня 65% добывается с использованием инновационных технических решений. Если бы этого не произошло, у нас добыча нефти была бы существенно меньше.
Представим умозрительно картину, что мы создали технологии, которые позволили бы нам достичь коэффициента извлечения нефти по ТрИЗ хотя бы такого, как по среднему государственному балансу — 32%. Но даже при достижении такого небольшого по мировым понятиям КИН мы смогли бы прирастить 18 млрд т нефти, то есть еще один баланс страны. Вот цена инновационного инвестирования.
Тоже самое по газу, где доля ТрИЗ в текущих запасах составляет 54%. Но проблема в том, что если к нефти у государства давно интерес, то по газу до сих пор этого нет. Если сегодня мы не будем создавать такую же систему, какую мы начали еще в 2013 году по нефти, то мы можем оказаться у разбитого корыта по газу.
Но государство на месте не стоит. Сегодня создан новый вид лицензирования. Полигоны ТрИЗ — это те участки недр, которые решают задачу создания новых технологий освоения. У нас 13 проектов уже рассмотрено от «Газпром нефти», «Роснефти». И это действительно интересный инновационный проект.
В ГКЗ работают экспертный центр Роснедр и центральная комиссия по разработке в области апробации новых российских технологий. За 10 лет, что они существуют, у нас было 230 заседаний, 48 отечественных технологий мы апробировали. Процент их внедрения в производство — 100%.
Мы здесь показали обеспеченность запасами. В России по многим видам, в том числе по нефти и газу, они одни из ключевых в мире. Поэтому страна, которая обладает уникальными запасами природных ископаемых, не может полагаться на западные (не на свои) решения при добыче и переработке ресурсов. Ресурсный суверенитет, конечно, должен быть защищен. Ресурсы у нас есть, но нам необходимы технологии.
